Любого человека, ничего ему не объясняя,
можно посадить в тюрьму лет на десять,
и где-то в глубине души он будет знать, за что.
© Фридрих Дюрренматт
– Эй, боец! – окрикнул Камрад конвойного на выходе из палатки, – Не спеши, дай пару минут.
Конвоир остановился, отошёл на пару шагов и уставился на нас, держа руку на рукоятке АПС.
– Смотри, Лёх, мы в посёлке ещё дней пять пробудем. Главное, здесь ни с кем не зацепись, и через два дня тебя привезут обратно. Лады?
– Добро! – ответил я, пожимая руку взводному, и пошутил, – С обедом не опаздывайте!
Камрад махнул мне рукой и пошёл искать Басту, а ухмыляющийся конвойный снова повёл меня, придерживая за локоть и не снимая руки с АПСа на бедре. Пройдя площадку, отведённую под автопарк, мы подошли к стоящим рядом друг с другом контейнерам. К таким, которые перевозят на огромных торговых судах. Подойдя к одному из них, на котором трафаретом была нарисована цифра «4», конвойный приказал:
– Руки на контейнер! Стой и не вздумай сорваться с места. Территория огорожена и охраняется, а с пулей в ноге тебе будет некомфортно.
Я, и не думая сбежать, молча повернулся к контейнеру и положил на него руки, но сразу же одёрнул их назад – железо было нестерпимо горячее.
– Руки, я сказал! – снова рявкнул мой «поводырь».
– Да горячо, блядь!
– А мне похуй! Терпи!
Я сжал зубы и положил ладони на горячую дверь контейнера. Обшмонав меня по всем швам и карманам, боец спросил, показывая зажигалку на своей ладони:
– Это что?
– Гаечный ключ. Зажигалка, ты что, сам не видишь?
– Вижу, не выёбывайся! Зачем она тебе?
– Курить люблю.
– А сигареты тогда где?
– Закончились.
Посмотрев на меня ещё немного, он спрятал зажигалку в свой карман со словами:
– Нельзя тебе её здесь иметь. Вдруг захочешь сбежать, шмотки свои подожжёшь для кипиша, или заебёт всё, и просто угореть решишь. Короче, изымаю. А ты так и стой!
Я стоял и слушал, как он звенит ключами и кряхтит, чтобы открыть засовы двери. Наконец, со скрипом, металлическая дверь открылась.
– Заходи!
Я повернулся, и в лицо мне ударил жар из железной коробки, разогретой под палящим солнцем. Вдобавок к жару, как из духовой печи, в нос ударила вонь.
– Давай, заходи, шутник. Я скоро тебе воду принесу. В вентиляционное отверстие над дверью сброшу.
Я заглянул внутрь. Метров шесть в длину. Пол устелен фанерными листами. Сразу же за дверью стояло пластиковое ведро, служившее, судя по всему, туалетом. В дальнем углу лежал старый армейский ватный матрас, на котором валялся замусоленный бушлат. Вот и всё убранство.
– Ваш люкс, сэр! – вертухай откровенно злорадствовал, – Для заказа омаров и шампанского нажмите кнопку «0» на телефоне!
Не глядя в его сторону, я зашёл внутрь и железный занавес за мной сразу же закрылся. Оказавшись в темноте, я зажмурил глаза, чтобы они быстрее к ней привыкли. Когда открыл, было уже легче ориентироваться. Вентиляционных отверстий оказалось два. Одно над дверьми контейнера, второе – напротив него, в верхней части дальней стены. Первым делом я стал снимать с себя горку и мокрую насквозь от пота термуху.
«Лох какой-то, а не конвойный, – думал я, снимая берцы, не прошедшие шмон, – я в них мог и нож пронести, а он к зажигалке пристал».
Раздевшись до трусов и отбросив в сторону бушлат, я разложил горку на матрасе, к которому я брезговал прикасаться голым телом, и стал искать подходящее для сушки термухи место. На швах стен и потолка я заметил несколько петель, видимо, для крепежа грузов при перевозке. Продев в них рукав и штанину термухи, я оставил её сохнуть, а сам прилёг на матрас.
– М-да, Лёха… – сказал я сам себе, – Давненько ты под арестом не был…
Действительно, под арестом я был только в армии на гауптвахте, куда попадал дважды за срочную службу за неуставняк. Зная, как в таком месте тянется время, я уже понимал, что подумать и повспоминать мне будет много чего. Но этот запах… Чтобы его не сильно ощущать, можно было дышать ртом, но это грозило ещё большим сушняком чем тот, который у меня уже был. Так что мне ничего не оставалось, как дышать этой вонью от параши со смесью запаха немытых тел и разлагающегося матраса. Также до меня стал доходить смысл того, зачем Камрад посоветовал мне взять с собой термуху. Днём под солнцем контейнер дико нагревался. Ночью – наоборот. Железная коробка будет аккумулировать холод, и внутри мне будет весело…
Духота давила на мозг и заставляла всё тело обильно потеть. Чтобы минимизировать это, я просто лёг поверх своей горки и уставился в потолок. Глаза уже совсем привыкли к сумраку в контейнере, и от нечего делать, я стал считать рёбра жёсткости на потолке. В этот момент со стороны двери что-то зашуршало, и я увидел, как в вентиляционный проём протискивается пластиковая бутылка. Через секунду она гулко упала внутрь. Обувшись, я подошёл к двери и поднял упавшую полторашку с водой. Вода была тёплой, но на колу со льдом я и не рассчитывал. Выпив сразу треть, я вернулся к матрасу и повалился на него. Возможно жара, а возможно и недосып в последнее время, стали нагонять на меня сон. Я проваливался в него, просыпался в липком поту, пил воду и снова проваливался. После второго такого пробуждения я допил всю воду, так как сушило меня жёстко. Я совершенно не знал, какую меру воды мне решили выделить по моему наказанию, и гнал эти мысли прочь, стараясь снова уснуть. Наконец я вырубился.
Стальной скрежет открываемой двери разбудил меня как удар палкой по голове. В дверном проёме стоял боец, видимо, тоже из комендачей, но уже другой.
– Вставай, невольник! – весёлым голосом крикнул он, – Одевайся и парашу свою выноси!
– Было бы что выносить… – сонно буркнул я, отметив, что на улице уже начинало смеркаться. Значит, уже вечер, часов пять-полшестого.
– Да похуй, одевайся, бери ведро и выходи! – так же весело ответил конвойный.
Я стал натягивать на себя горку, носки и берцы.
– Нехуёвые у тебя педали, братан! – боец смотрел на мои Lowa «Zephyr» GTX цвета «койот», – За сколько брал?
– Ни за сколько. Подарок, – я уже подошёл к выходу.
– Хороший подарок. Держи, – боец протянул мне полторашку с прохладной водой, пачку печенья и две шоколадки из сухого пайка. На мой вопросительный взгляд он ответил:
– Бери ведро. Пошли, пройдёмся.
Оставив воду в контейнере и спрятав шоколад с печеньем в карманы, я взял ручку пустого ведра через ткань рукава горки, и мы двинулись в обход рядов контейнеров.
– Меня Витя зовут, – уже тише сказал боец, – ты откуда сам?
– Из Ростова, – не задумываясь, соврал я. Воздух был уже не такой жаркий, скоро опустится прохлада. От перенесённой в контейнере жары побаливала голова.
За контейнерной площадкой был небольшой пустырь с вырытым котлованом, который здесь использовался под свалку. Поставив ведро у ног на краю котлована, я посмотрел на бойца и спросил:
– Всех вот так погулять выводят?
– Нет, – ответил он, доставая пачку сигарет, – только тех, кто сильно жалуется на вонь и согласен сам вынести свою парашу. Тебя же Грешником зовут?
– Да.
– Ты Куницу знаешь?
– Нет, не знаю, но наслышан. Мы в разных взводах.
– Это мой кореш, мы в армейке вместе служили. Попросил подогреть тебя, насколько это возможно без палева. Так и сказал, мол, таких ебанутых мало, их нужно поддерживать! – снова смеясь, сказал Витя, – Курить хочешь?
– Да, очень.
– Кормить тебя не будут, – он протянул мне пачку «Kent», – ты на воде двое суток. Хотя, лично я не понимаю, за что такое наказание. За убитого до допроса бармалея, пусть даже русскоговорящего? Чушь…
– Кучеряво живёшь, Витя, – я проигнорировал его реплику и указал на сигареты.
– Да нет, как все. Просто здесь легче достать. Да и «на карандаш» можно до зарплаты отовариться.
В разговоре ни о чём я выкурил подряд две сигареты, и мы повернули обратно.
– Без обид, братан, но сигареты я тебе с собой не дам, – сказал Витя, открывая мой контейнер.
– Да какие обиды… Спасибо тебе.
– Не за что. Я рано утром перед сменой зайду.
– Добро!
Мы пожали друг другу руки, и я снова остался наедине с собой.