У меня нет имени. Вроде бы как нет его и нет самого тебя, но я – вот он. Я ползу, я пытаюсь цепляться когтями за мягкую землю, присыпанную снегом. Я не знаю – зачем. Я ползу. Вроде бы давно пора умереть, только я перебираю передними лапами, дышу морозным, пропахшим порохом воздухом и ползу вперёд.
«Очень больно!» - эта главная мысль пронизывает моё маленькое тело. Я просто рыжий кот, мне год отроду, и за этот год я прожил все свои, – как вы люди, говорите, – все свои восемь или девять жизней, сколько их там. Я искал еду и воду в подвалах, научился ловить крыс, бегал от диких собак, сошедших с ума от голода, я перебегал улицы под перекрестным огнем… И вот теперь мне не повезло.
Я молодой, худой, рыжий и быстрый. Но теперь не успел. Я не знаю ничего. Откуда прилетел этот кусок дерева? Кто сжёг этот дом, под фундаментом которого я прятался - русские или хохлы? Не знаю. Я знаю только, что горящий кусок бруса ударил меня в холку чуть-чуть ниже шеи. Ударил так, что у меня отнялись лапы. От горящего дерева зажглась шерсть. Она потухла в снежном сугробе, в который я бросился, но легче мне от этого не стало - кожа успела вспухнуть пузырём, боль пронизала меня от макушки до кончиков лап.
И всё бы ничего… Только откуда взялись они? Это сейчас я понимаю, что это были ВСУ. Что-что, а запахи — это моё. Я чувствовал кислый запах немытых тел, запах ботинок, запах водки и лука... Наши - а сейчас, когда я это рассказываю, это уже Наши, - так не пахнут. От них не пахнет страхом. А от этих им просто несло.
Я услышал только смешок и «Ох, блять!», и короткую очередь. Меткий, сволочь! Всего одна из пуль достала меня в правую заднюю лапу, но попала так, что перебила кость и всё, что было рядом. И теперь я ползу, таща за собой кусок моей собственной лапы, который держится только на ошмётке кожи.
Нет, мне не страшно. Обидно, досадно, больно – это да. Я просто ползу вперёд. Я не знаю - куда и зачем. Я не знаю, чем это закончится...
Земля рядом со мной заходила ходуном. Я уже знаю — это не артуха, там звук другой. Но это что-то огромное и страшное. Я попытался спрятаться в этот грязный, провонявший гарью снег...
Для нас очень много значат запахи. Когда земля успокоилась, я почувствовал запах сгоревшего дизеля и сожжённой резины. Но не пахло Злом. А ещё я услышал голоса.
- Блять… Ну что опять?..
- А что, не видно?
- Тут стреляют, вообще-то!
- Да в рот ноги, кот лежит!
- Да хоть лось, что теперь?!
- Командир, он живой…
- Мы пока что тоже! Давай газу!
- Да куда?! Не могу! Нет… Сейчас, командир, заберу и поедем.
- Куда, бля, заберёшь?? Дурак, что ли?!
- Ну а что?
- Сиди где сидишь, сам заберу! Заднюю заранее вруби. Если что - отходи. Орудие к бою!
- Есть! Понял.
Я успел понять немного. Я услышал на фоне орущего двигателя звук ударивших в грязь ботинок, несколько шагов, и почувствовал взявшие меня руки в перчатках. Они пахли маслом, порохом и дешёвым табаком. Я ждал, что они сожмут меня как губку от посуды, но эти руки взяли меня нежно, как, наверное, ангелы забирают души на облака, хотя они, эти руки, были очень большие, суровые и грубые.
Эти же руки прижали меня к груди в тот момент, когда пришедший за мной Человек полез назад, внутрь этой огромной железной машины, скрипя ботинками по колёсам и металлу.
- И что теперь, умник?!
- Что-что, в ПВД. К медикам. Там Акмал, он говорил, что ветеринарил когда-то.
- За-е-бись! Вот сейчас нам и скажут, всё что о нас думают.
Здесь я и провалился в небытие.
Пробуждение было тяжёлым. Боль снова пронзила меня от лап до загривка. Свет был тусклым, стены брезентово-зелёными, а голоса - злыми.
- Ты нормальный?! У меня тут девять «трехсотых», какой, нахуй, кот?!
- Рыжий, блядь! Акмал, сделай что-нибудь. Ты же умеешь.
- Тебя не контузило ли? Что я сделаю? Тут что - ветклиника?!
- Ну а чем он хуже нас? Давай людьми останемся, как иначе-то?
- Пиздец! Во вы дураки...
- Слушай, давай так. Там у нас с гуманитарки консерв осталось, спирта заначка, сигарет немного. Возьми, а? Сделай, пожалуйста, что можешь.
- Ха! Экипаж знает, как ты тут НЗ разбазариваешь?
- Против точно не будет.
После секундной паузы меня коснулись тонкие руки в резиновых перчатках, аккуратно пощупали мою спину и, даже не сделав больно, коснулись рваной лапы.
- Засунь себе в жопу эти консервы. Лена, дай новокаин.
- Спасибо, брат! Засуну, раз так надо.
Я почти зажил и уже бодро прыгаю на трех своих лапах. Я вполне себе комфортно живу в нашей бэхе. Я - полноценный член экипажа. Я слегка недоволен собой - как-то располнел. Каждый, кто находит меня возле нашей бэшки, пытается меня накормить. Обычно хлебом с тушёнкой, в лучшем случае паштетом. Ну… я не ворочу морду, не хочу обижать ребят - они делятся со мной последним.
Теперь у меня появилось имя.
- И что это за явление Христа народу?! — Это Комбат засек меня утром, греющегося на броне, на следующий день, после того как меня забрали из госпиталя.
- Да вот, товарищ подполковник, так и так… - дальше последовала история как меня подобрали, умудрившись не раздавить.
- Да... И на хера вам это счастье?
- Ну вообще-то люди говорят, что Рыжий кот — это к счастью.
- Ладно, пусть будет. Фартовый, похоже... Как назвали?
- Ну… Ещё никак. Может, пусть так и будет - Фарт?
- Нормально, пойдёт. Довольствие на вас.
- Есть, командир!
Теперь у меня есть имя. Оно же - мой позывной. Меня знают и любят в батальоне. На боевых я сижу возле автомата в ногах у Мехвода, который ударил тогда по тормозам, решив сохранить мне жизнь. В свободное время я греюсь на броне возле башни над десантным отсеком, либо хожу кругами по ПВД, развлекая своей крутящейся одноногой задницей парней. Здесь ни разу на меня не накричали, не прогнали и уж, разумеется, не попробовали стрелять, как те украинские сволочи. Каждый пытается накормить. Неужели я вызываю такую жалость? Вроде как от морды до хвоста округлился.
Это майское утро как-то сразу не задалось. Сначала меня облаяла какая-то собачья сволочь, прибившаяся к луганским пацанам. Морду бы ему начистить! Ну куда мне на трёх лапах?.. Потом на меня чуть не наступил своим огромным берцем командир, резко прыгнув на броню. Даже обматерил, но беззлобно. Ладно, сам виноват, развалился как ветошь. Теперь ещё всё проспал, и очнулся на теплом металле только после того, как в задней части бэхи взревел двигатель.
Подножки и дверцы люков уже были распахнуты. В них вовсю грузились мужики. Я их узнал, мы их возили уже как-то на задачу. Спецы. Что-то намечается…
- О, а эту рыжую морду хоть оставим, надеюсь?
Знакомый голос! Это Фидель, командир разведчиков. У него большая борода, он постоянно в кепке и постоянно курит, поэтому и Фидель. Он однажды умудрился где-то раздобыть для меня два пакетика кошачьего корма, пытался угостить. Я не хотел обижать, но отвернул морду, как-то это было невкусно. Я никогда такого не ел, уж лучше тушёнки.
- Да как ты его оставишь?..
Да сейчас, только разбег возьму! Ещё не понимая, что происходит, я прыгнул на подножку прямо под ботинки одному из разведосов, привычно юркнув оттуда под ноги Мехводу. Вот, теперь разберёмся.
Разведчики деловито разместились в десантном отсеке. На броне ехать сейчас опасно. Весь экипаж уже устроился на своих местах. Похоже штурм…
Мы ворвались в этот посёлок на полном ходу после того, как артуха подготовила нам плацдарм для наступления. Мы умудрились всех опередить. Сзади, надрывая дизеля, летели два 72-х и две бэшки с бойцами. Сейчас начнётся…
Началось, блять! Взрыв подкинул меня в воздух так, что я пролетел между Мехводом и селектором переключения передач прямо под ноги десанта, врезавшись сначала в Наводчика. Ну как под ноги - под них, ибо их самих сорвало с мест и бросило кого на пол, кого об стенку.
- Мина, просьба освободить вагоны, поезд дальше не идёт, бля! — Это Командир, он пытается оценить обстановку. Почему он так радикально, в принципе должны смочь поехать даль…
Второй взрыв пришёлся уже в борт. Под самую башню. Нарвались как кур в ощип! Заптурили в упор. Ждали. Командир успел их увидеть.
Третий взрыв пришёлся в лоб как уже что-то само собой разумеющееся, я даже не успел удивиться этому, летя вдоль десантной скамейки в сторону затухающего дизеля.
Вы думаете горящий металл не пахнет? Он очень пахнет. Он пахнет раскалённой болью, которая хватит сейчас всех, кто заточен в этой горящей железной братской могиле…
- Выходим!
- Укроп слева!!!
- Пулемёт, работай, блять!!!
Посреди дыма и вони горящий солярки, и пропитанной хабариками отработки на полу, я услышал звук бьющих по заклинившим люкам ботинок. О, открылись! Гарь изнутри резко понесло наружу на свежий воздух. Вместе с ней из чрева бэхи выскочил первый разведос. Вот теперь точно началось.
Пулемёт заработал длинными, сейчас он будет прикрывать выход группы из сожжённой машины.
По броне словно капли дождя забили пули противника.
Чуть-чуть придя в себя и собравшись с силами, я бросился к моему Мехводу. Я не знал, жив он или нет. На бегу я встретился глазами с контуженым командиром разведчиков: кровь стекала по виску, камербанд бронежилета болтался вдоль бедра, только руки до сих пор уверенно сжимали автомат...
- К бою!!!
Мехвод ещё дышал, даже смотрел вполне осознанно. Я знал, что я мешаю, но всё равно попробовал запрыгнуть ему на ноги. И сразу понял, что от ног мало что осталось. На Командира смотреть было страшно. Первым выстрелом в бочину, когда нас накрыли, его прошило насквозь. Нашего Наводчика я не видел, только безвольно повисшие руки, запах крови и горелого мяса.
- Пацаны! - Мехвод нашёл в себе силы подать голос. - Рыжую жопу эту заберите!Из последних сил плохо работающие руки сжали меня и попытались отдать выпрыгивающим спецам.
Ну уж нет! Это мой дом! Это мой экипаж, и я никуда отсюда не уйду! Да и помешаю я им.
Я заорал благим матом так, как будто меня пытались кастрировать тупым штык-ножом, начал цепляться всеми своими тремя лапами сначала за рукав, потом за лямки разгрузки, за подсумок, в котором должна была висеть рация. Да за что угодно! Я никуда не уйду!!!- Ну что?!
- Ничего. Он остаётся…
- Тридцатка всё, - наводчик подал голос. Господи! Он ещё живой...
- Пулемёт?!
- Вроде да.
- Добро. Пацаны, уходите строго за жопу, к коробкам! Мы прикроем. Нас уже не достать...
Окошки, в которые и так никогда ничего не было толком видно, покрылись гарью. Не страшно. Я умудрился прыгнуть к триплексам и увидел высунувшихся из-за бетонного отбойника двух гранатометчиков.
- Ну вот и всё, Фарт, кончилось наше везение...
Сверху напоследок длинными заработал ПКТМ. Чуть-чуть продержимся. Хотя что я?.. Я могу только прижать уши и зашипеть. Шерсть на загривке поднялась дыбом как раз до того места, где она у меня сгорела. За бортом бэхи выстрелы с обоих сторон слились в одно целое. Лишь бы вырвались…
Теперь у меня есть имя. Я – Фарт. Это мой позывной. У меня есть имя и значит – я есть! Это мой экипаж. Мне год и два месяца от роду. Я прожил свои 8 жизней и теперь эту, крайнюю, самую лучшую, девятую, рядом с ними мне отдать не жалко.