Глава 1.4

– Что мы здесь делаем, братан? – спросил меня Бонус, затягиваясь сигаретой прямо через ткань балаклавы.

– Мерзнем, как бездомные собаки, долбоёбов наблюдаем, да много чего...

– Нет. Что мы в этой долбаной Украине делаем? Оба русские, вся родня в России живёт, «соловьиную» на дух не переносим. Какого хера мы здесь?

Было два часа ночи. Декабрь успел вымотать морозом. Мы стояли цепью, со щитами у ног, перекрывая дорогу к зданию администрации Президента. Ночью всеобщий шум стихал ненамного, но хотя бы не приходилось кричать, чтобы услышать друг друга. Со стороны Майдана то и дело доносились взрывы пиротехники и бесконечные гуцульские песни, добротно разбавленные гимном. За последние пару недель украинская речь и гимн порядком набили оскомину. Никогда не думал, что западное наречие может так раздражать вместе с этой ссано-голубой тряпкой. Как и эта трезубая вилка, которая бесила на каждом углу.

– Согласен. «Мы чужие на этом празднике жизни!» – ответил я лучшему другу словами Остапа Бендера. – Заебала эта Украина, эти скачущие идиоты в шароварах и ссыкуны в кабинетах. Домой надо валить. В Россию.

Обострение началось первого декабря 2013 года на том самом месте, на котором мы сейчас стояли. Толпа ультраправых долго избивала безоружный строй срочников ВВ⁴. Били палками, арматурой, цепями, разбитой брусчаткой, распыляли литры слезоточивого газа. У желторотых солдат при себе не было даже ПРов⁵. Они просто стояли стеной, не пропуская озверевшую толпу к зданию, и щедро получали пиздюлей. Позже правосеки подогнали бульдозер. Мало кто знает, что после давки строя техникой двое солдат скончались, а один на всю жизнь остался инвалидом. Потом прибежал резерв из харьковского отряда «Беркутов». Всю смелость и спесь майданутых как ветром сдуло. Их гнали по вечерней Банковой, отыскивали в подворотнях и снимали с кованых заборов. Били долго, сильно и жестоко. Некоторых просто забивали ногами в асфальт. В стороны летели телефоны, зубы, кровь и сопли. Приказ по радиостанции: «Отойти на прежнюю позицию!» – никто не слушал. На днях из строя вырвали «беркутёнка» и уволокли в толпу. Через сутки парня нашли за городом в лесополосе, чуть живого. С проломленным черепом, одним выколотым глазом, выжженным вторым, выбитыми или вырванными передними зубами, руки и ноги сломаны в нескольких местах, а из двадцати четырёх рёбер целыми остались только девять. Из одежды почти ничего, поэтому у бедолаги было ещё и обширное обморожение. После этого попавших в руки майдаунов никто не жалел. Били всех куда попало. Никто не обращал внимания ни на пол, ни на возраст, ни на вопли. Полуживого водилу бульдозера, давившего ВВшников, отдали им же на растерзание. Все хотели отомстить за «братишку», и кровь застилала глаза. В такие моменты, когда «падает забрало», зрение становится коридорным, как у экипированной для скачек лошади, и пропадает ощущение времени.

Новостные ленты пестрели идиотской пропагандой. Все информационные агентства гнались за сенсацией и не гнушались вбросами. Некоторыми из них уже было заявлено, что сторонников «Евроинтеграции» бьёт не спецподразделение «Беркут», а переодетый в него московский ОМОН. Кто-то даже написал статью, что видел в строю силовиков переодетого в форму В.В. Путина. Короче, идиотизм зашкаливал: «Где вы, свиноёбы вонючие, и где Путин? Зачем вы ему нужны? Чтобы бросать очередного "свободовца" через бедро лично?»

Вполне логично и ожидаемо, что в противовес Майдану, появился так называемый «Антимайдан». Эти люди ехали со всех областей и сбивались в стаю на территории Мариинского парка. Появилась куча волонтёров как с одной, так и с другой противоборствующей стороны. Огромные массы людей перемещались по стране, что-то закупали, куда-то всё свозили и все были охвачены негодованием. Не осталось тех, кто остался в стороне, каждый принял для себя решение и сделал свой выбор – кто он, с кем, за что или против чего. Те, кто говорил, что ему всё равно, и его это не касается, либо откровенно врали, либо боялись обозначиться в незнакомом или малодоверяемом кругу общения.

Полный крах законной платформе настанет менее чем через три месяца.